Егоров Алексей Егорович


АЛЕКСЕЙ ЕГОРОВИЧ ЕГОРОВ, 1776-1851, калмычеиок, захваченный казаками, был помещен в Московский Воспитательный дом; место рождения и происхождение его неизвестны; единствен­ными воспоминаниями его детства были богатый шелковый халат, вышитые сапоги и кибитка; все это, вместе с татарским его обликом, подтверждали его азиатское происхождение. Егоров поступил в Ака­демию Художеств учеником Акимова 14 Августа 1782 г.; в 1797 г. он окончил курс, а в следующем году определен преподавателем ее; в 1800 г. "назначенный" в академики, в 1803 г. был отправлен за границу, в Рим, где находился под влиянием Каммучини. Усвоив себе правильный и строгий рисунок, Егоров "хранил его, подобно огню Весты", передавая тайны его нескольким поколениям художников. Канова и Каммучини "дивились его рисунку, строгости стиля и неподражаемой плодовитости. В сочинении он любил ясность, простоту и немногосложность, в колорите естественность; кисть его была мягкая и смелая, пластическая естественность его фигур изумительна".

Человек вполне русских вкусов, в молодости коренастый богатырь, Егоров в Италии пользовался удивительной популярностью: его знали все - одни звали его великим русским рисовальщиком, другие - "русским медведем"; „сегодня он бьет карандашом Каммучини, а завтра кулаком какого-нибудь Ринальдо, выбрасывая его вместе с его кинжалом за окно". Все кварталы Рима были полны слухами о его геркулесовских подвигах. В 1807 г. Егоров вернулся в Петербург и был назначен адъюнктом, а затем академиком (за "Положение во гроб"). Он состоял в это время преподавателем рисования Императрицы Елисаветы Алексеевны, и Александр I, искренно его любивший, дал ему прозвание "знаменитого" за то, что он в 28 дней написал в Царском Селе аллегорическую картину "Благоденствие мира", на которой было около 100 фигур в натуральную величину. Человек глубоко верующий, Егоров считал настоящим своим призванием религиозную живопись, в коей и оставил видные следы. Он признавал, что церков­ной живописью "проповедует слово Божие, и охотникам писать с себя портреты предлагал искать другого художника, говоря, что он пишет портреты, только не с людей". (Впрочем известно, что он написал портреты княгини Евдокии Голицыной и генерала богача Шепелева). Как учитель, Егоров напоминал древних философов: братство и дружба соединяли его с учениками, которые готовы были всячески услуживать любимому учителю - подавали ему шинель, палку, зажигали фонарь и толпой про­вожали до квартиры. Было что-то патриархальное в этих отношениях, авторитет и глубокое почтение были их источником.

Учил Егоров всегда на деле, личным указанием и исправлением рисунка, редко кратким, отрывистым словом. На ряду с высоко симпатичными чертами, как часто бывает с русскими людьми, Егоров, особенно в домашнем быту, был великий самодур. Дочерям своим он не дал никакого образования: "к чему девку учить, все равно забудут, были бы деньги - женихи будут". Жениха одной из них он едва не выгнал из дому, заподозрив, что он масон только потому, что молодой офицер за обедом сложил крестом нож с вилкой. Кроме того, он к старости стал скуп, подозрителен и полон всяких чудачеств. "В грязнейшем халате", пишет М. 0. Каменская, дочь графа Толстого, "в такой же ермолке на голове", Егоров всегда стоял перед мольбертом и писал какой-нибудь большой образ; около него на кресле, в пунцовом ситцевом платье, прикрывая ковровым платком свой громадный живот, всегда сидела на натуре очень еще красивая собою жена его (я не помню ее иначе, как в почтенном положении), Вера Ивановна (дочь скульптора И. П. Мартоса); у него все Богородицы выходили - жена его, а все ангелы - старшая дочь его, хорошенькая Наденька"; ангелов он писал и с других своих дочерей, Дунечки и Софии, но с последней также изображались и одалиски. У Егорова был еще сын "Евдокимушка"; дочери вышли замуж Надежда за О. Н. Булга­кова, а Дунечка - за Теребенева.

Под конец жизни Егорова постиг тяжелый ударь: в 1840 г. он был уволен от службы, так как его образа для церкви Св. Троицы в Царском Селе не понравились Государю Николаю Павловичу.

А. Е. Егоров умер в Петербурге 10 Сентября 1851 г., на 76 году, сказав перед смертью: «Догорела моя свеча».... Похоронен он на Смоленском кладбище, недалеко от могилы Мартоса.

______________________

(С портрета Ершова; Императорская Академия Художеств.)


Ордена Российской империи (1)

Рекомендовать друзьям: